Роль эндорфинов в регулировании чувства боли кажется совершенно ясной. Хотя восприятие боли необходимо для того, чтобы предупреждать об опасно­сти, грозящей мягким тканям и костям, постоянная сильная боль может полностью вывести нас из строя. Эндорфины регулируют степень боли, кото­рую мы ощущаем, что дает нам возможность пре­рвать контакт с источником боли и принять необхо­димые меры, если произошло повреждение ткани. Подобную же регулирующую роль эндорфины, по-видимому, играют и в эмоциях. Возбуждение, вызы­ваемое страхом или яростью, может оказаться на­столько сильным, что человек или животное будет не в состоянии контролировать свое поведение и обезо­пасить себя от повреждений. Похоже, что эндорфины регулируют возбуждение, так что организм, испыты­вая эмоцию, может вести себя в соответствии с ситуацией.

Изучение функций эндорфинов в нервной системе еще не вышло из младенческого состояния, и данные об их роли в эмоциях скудны. По-видимому, страх может сопровождаться мобилизацией эндорфинов. У мышей, которых подвергали электрическим уда­рам, предваряя их предупредительным сигналом, эн­дорфины высвобождались уже при звуке сигнала, да­же если за ним не следовал разряд. Страх перед болью, по-видимому, был достаточен для того, чтобы мыши подготовились к ней. Возможно, нечто подобное происходит и у людей. Но так ли это? Было бы, например, чудесно, если бы при одном виде зубоврачебного кресла на помощь нашей нервной си­стеме устремлялись потоки эндорфинов.

Некоторые виды страха проявляются в такой крайней форме, что их считают симптомами душев­ных заболеваний. Расстройства, связанные с трево­гой, включают фобии — крайнюю иррациональную боязнь определенных предметов или ситуаций. Лю­ди, страдающие клаустрофобией, т. е. боязнью замк­нутых пространств — не могут, например, пользо­ваться лифтом, не испытывая сильнейшего беспокойства. Одна лишь мысль об объектах таких страхов вызывает у больных симптомы возбуждения вегета­тивной нервной системы — сердцебиение, обильное потоотделение, сухость во рту. Ученые полагают, что у этих людей, возможно, нарушена регуляция эмоциональных реакций эндорфинами.

В ряде исследований было показано, что у экспериментальных животных при стрессе и беспокойстве происходит высвобождение эндорфинов в нервных сетях. «Восприятие боли» у животных, измеряемое по силе соответствующих реакций избегания, снижа­лось, после того как стресс вызывал у них секрецию эндорфинов. В одном эксперименте люди-испы­туемые получали электрический удар в ступню; боль при этом оценивалась не субъективным способом, т. е. не по словам испытуемых, а по рефлекторным реакциям мышц ноги — тех мышц, которые сокра­щаются, например, когда вы наступите на колючку. Экспериментаторы вызывали стресс с помощью предупредительного звукового сигнала, который включался за две минуты до возможного электриче­ского удара, хотя последний мог и не наступить. Ис­пытуемые подвергались тестам в трех состояниях:

1) без инъекций (контроль);

2) после инъекции болеуто­ляющего препарата;

3) после инъекции налоксона.

Первоначальная чувствительность у всех трех групп испытуемых была одинаковой.

Повторяющийся стресс — многократное звучание предупредительного сигнала — вызывал снижение чувствительности как в первой, так и во второй груп­пе. Это показывает, что у людей под влиянием стрес­са действительно происходила выработка эндорфинов. Доказательством действия эндорфинов может служить и тот факт, что после инъекции налоксона чувствительность сразу же увеличивалась на 30%. Иными словами, при блокаде эндорфиновых рецеп­торов налоксоном регуляция боли с помощью моби­лизуемых стрессом эндорфинов становилась невоз­можной. 

Индивидуальное восприятие боли

 Восприятие боли, как и большинство аспектов деятельности мозга, носит сложный характер. Оно различно и у разных людей, и у одного и того же человека в зависимости от времени. Болевое ощущение зависит отчасти от физиологического состояния организма. Чувствительность к боли варьирует в ши­роких пределах. С одной стороны, встречаются, хотя и редко, люди, которые никогда не чувствуют боли, а с другой — есть люди (возможно, те, у которых по ка­ким-то причинам образуется недостаточное количе­ство эндорфинов), которые чувствуют сильную боль даже от самого слабого удара или царапины. В до­полнение к физиологическим различиям восприятие боли зависит и от прошлого опыта — от того, какие культурные традиции человек перенял у окружаю­щих и у членов своей семьи. Это зависит и от значе­ния, которое человек придает воздействию, вызывающему боль, а также и от текущих психологиче­ских факторов, таких как сосредоточенность, трево­га, внушение.

Усвоение культурных, социальных традиций, несомненно, влияет на восприятие боли человеком. В некоторых обществах роды не рассматриваются как событие, которого следует страшиться; женщина занимается своими делами почти до самого момента родов и вновь возвращается к своим обязанностям спустя несколько часов после того, как родился ребе­нок. В других обществах женщину настраивают на ожидание ужасной боли, и она действительно испы­тывает ее, как если бы роды были тяжелой болезнью. Подготовка к «естественным родам» по методу Ла Маза основана на предпосылке, что женщина в боль­шинстве западных культур воспитана в страхе перед родовыми муками. Этот страх вызывает изменения в мышечном тонусе и способе дыхания, что затрудняет процесс родов и делает его еще болезненнее. Метод Ла Маза состоит в том, что женщину учат управлять дыханием и проводят упражнения для тренировки тазовых мышц. Кроме того, женщине объясняют весь процесс родов, чтобы она знала, чего ей ожи­дать. Таким образом, обучение, связанное с работой высших областей коры, может изменить ощущение боли, подобно тому как оно изменяет эмоции.

У животных научение тоже может видоизменять отношение к боли. В серии опытов, проведенных в начале нашего столетия, И. П. Павлов обнаружил, что собаки, постоянно получавшие пищу сразу после электрического удара — тока, который вызывал у со­баки сильную реакцию до выработки условного реф­лекса, — переставали проявлять признаки ощущаемой боли. Вместо этого они сразу же начинали выделять слюну и махать хвостом.

Во время второй мировой войны врач Г. К. Бехер, изучавший восприятие боли, заметил, что солдатам, раненным в бою, значительно реже требовался мор­фин, чем гражданским лицам, выздоравливавшим после операции. Бехер писал, что раненый солдат ис­пытывал «облегчение, благодарность судьбе за то, что ему удалось уйти живым с поля боя, даже эйфо­рию; для гражданских лиц серьезная хирургическая операция — это источник депрессии и пессимизма». Таким образом, значение, которое человек придает телесной травме, может оказывать глубокое влияние на степень ощущаемой им боли.

Даже простое внушение может изменить восприя­тие боли. Если испытуемым давать в качестве обез­боливающего средства плацебо — таблетки или инъекции сахара или соли, — у некоторых людей боль действительно уменьшается. Ожидание облегчения, по-видимому, вызывает секрецию эндорфинов.

Накопленные в последнее время данные указывают на то, что в организме существуют механизмы облегчения боли, отличные от системы эндорфинов. Первое исследование в этом направлении было про­ведено сравнительно недавно Д. С. Мейером. Он изучил сначала обезболивающий эффект иглоукалы­вания и нашел, что оно действительно производит такой эффект, но, поскольку этот эффект может быть блокирован с помощью налоксона, он тоже обусло­влен действием эндорфинов. Затем, однако, Мейер занялся воздействием гипноза — мощной формы внушения — и установил, что гипноз создает защиту от боли, уже не блокируемую налоксоном. Мейер вы­сказывает предположение, что гипноз действует че­рез посредство каких-то других механизмов снятия боли, в которых участвуют высшие уровни нервной системы, познавательные процессы и память.

Возможно, этот способ устранения боли исполь­зуют бегуны на длинные дистанции или футболисты, которые благодаря концентрации внимания на ко­нечной цели способны игнорировать или подавлять боль. Точно так же и балерины в состоянии триум­фально исполнить свою партию на кровоточащих ступнях. Исследование этих механизмов только на­чинается. Однако изучение стресса — другого эмоционально окрашенного явления — ясно показывает, что и познавательные процессы могут приводить к ней­рохимическим изменениям.